Неточные совпадения
Читатель! Верно, нет сомненья,
Что не одобришь ты конёва рассужденья;
Но с самой древности, в наш даже век,
Не так ли дерзко
человекО воле судит Провиденья,
В
безумной слепоте своей,
Не ведая его ни цели, ни путей?
Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье — вот чума, ученость — вот причина,
Что нынче, пуще, чем когда,
Безумных развелось
людей, и дел, и мнений.
«Все может быть. Все может быть в этой
безумной стране, где
люди отчаянно выдумывают себя и вся жизнь скверно выдумана».
— Странно, что существуют
люди, которые могут думать не только о себе. Мне кажется, что в этом есть что-то
безумное. Или — искусственное.
— Совершенно невозможный для общежития народ, вроде как блаженный и
безумный. Каждая нация имеет своих воров, и ничего против них не скажешь, ходят
люди в своей профессии нормально, как в резиновых калошах. И — никаких предрассудков, все понятно. А у нас самый ничтожный человечишка, простой карманник, обязательно с фокусом, с фантазией. Позвольте рассказать… По одному поручению…
Безбедов не отвечал на его вопросы, заставив Клима пережить в несколько минут смену разнообразных чувствований: сначала приятно было видеть Безбедова испуганным и жалким, потом показалось, что этот
человек сокрушен не тем, что стрелял, а тем, что не убил, и тут Самгин подумал, что в этом состоянии Безбедов способен и еще на какую-нибудь
безумную выходку. Чувствуя себя в опасности, он строго, деловито начал успокаивать его.
Хотя кашель мешал Дьякону, но говорил он с великой силой, и на некоторых словах его хриплый голос звучал уже по-прежнему бархатно. Пред глазами Самгина внезапно возникла мрачная картина: ночь, широчайшее поле, всюду по горизонту пылают огромные костры, и от костров идет во главе тысяч крестьян этот яростный
человек с
безумным взглядом обнаженных глаз. Но Самгин видел и то, что слушатели, переглядываясь друг с другом, похожи на зрителей в театре, на зрителей, которым не нравится приезжий гастролер.
— Вы подумайте — насколько
безумное это занятие при кратком сроке жизни нашей! Ведь вот какая штука, ведь жизни
человеку в обрез дано. И все больше
людей живет так, что все дни ихней жизни — постные пятницы. И — теснота! Ни вору, ни честному — ногу поставить некуда, а ведь
человек желает жить в некотором просторе и на твердой почве. Где она, почва-то?
Артиста этого он видел на сцене театра в царских одеждах трагического царя Бориса, видел его
безумным и страшным Олоферном, ужаснейшим царем Иваном Грозным при въезде его во Псков, — маленькой, кошмарной фигуркой с плетью в руках, сидевшей криво на коне, над людями, которые кланялись в ноги коню его; видел гибким Мефистофелем, пламенным сарказмом над людями, над жизнью; великолепно, поражающе изображал этот
человек ужас безграничия власти.
— Мы — бога во Христе отрицаемся,
человека же — признаем! И был он, Христос, духовен
человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот, кого
люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам от себя, а все иные боги — от разума, от ухищрений его, и под именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
Так, в стороне от
безумного вращения
людей, которые неразрывно срослись в тяжелое кольцо и кружатся в бешеном смятении, в стороне от них, — она на своем месте.
— Ступайте. Много в нас ума-то в обоих, но вы… О, вы — моего пошиба
человек! я написал сумасшедшее письмо, а вы согласились прийти, чтоб сказать, что «почти меня любите». Нет, мы с вами — одного безумия
люди! Будьте всегда такая
безумная, не меняйтесь, и мы встретимся друзьями — это я вам пророчу, клянусь вам!
Нехлюдов же, не говоря о досаде, которую он испытывал за то, что зять вмешивался в его дела с землею (в глубине души он чувствовал, что зять и сестра и их дети, как наследники его, имеют на это право), негодовал в душе на то, что этот ограниченный
человек с полною уверенностью и спокойствием продолжал считать правильным и законным то дело, которое представлялось теперь Нехлюдову несомненно
безумными преступным.
Горное дело на Урале создалось только благодаря
безумным привилегиям и монополиям, даровым трудом миллионов
людей при несправедливейшей эксплуатации чисто национальных богатств, так что в результате получается такой печальный вывод...
В его душе пробуждалось смутное сожаление к тем близким ему по крови
людям, которые погибли под непосильным бременем этой
безумной роскоши.
Я смотрел на старика: его лицо было так детски откровенно, сгорбленная фигура его, болезненно перекошенное лицо, потухшие глаза, слабый голос — все внушало доверие; он не лгал, он не льстил, ему действительно хотелось видеть прежде смерти в «кавалерии и регалиях»
человека, который лет пятнадцать не мог ему простить каких-то бревен. Что это: святой или
безумный? Да не одни ли
безумные и достигают святости?
Связь
человека с будущим человечеством в порядке смертной природы — фиктивна, иллюзорна; связь эта есть результат гипноза,
безумного самообмана.
Безумная мистика Церкви дерзала сказать, что Христос был и совершенным
человеком и совершенным Богом, что обе природы были в Нем совершенно соединены, что воля человеческая была в Нем претворена в волю Пославшего Его; рационалистические ереси всегда говорили, что Христос был только Бог, а человеческая природа была в Нем призрачна или что Христос был только
человек, что воля в Христе была лишь одна.
И живет человеческий род, весь отравленный этим трупным ядом своих предшественников, всех предыдущих поколений, всех человеческих лиц, так же жаждавших полноты жизни и совершенства; живет
человек безумной мечтой победить смерть рождением, а не вечной жизнью, победить ужас прошлого и настоящего счастьем будущего, для которого не сохранится ни один живой элемент прошлого.
Возможно ли, чтобы были столь
безумные судии, что для насыщения казны (можно действительно так назвать всякое неправильное отнятие имения для удовлетворения казенного требования) отнимали у
людей имение, честь, жизнь?
Итак, это отчаянная,
безумная вспышка, к каким бывают в некоторые мгновения способны самые робкие
люди.
Это
безумное убеждение заставляет его отдать свое царство дочерям и чрез то, из своего варварски-бессмысленного положения, перейти в простое звание обыкновенного
человека и испытать все горести, соединенные с человеческою жизнию.
— Поняла, что он говорил? Поняла?
Люди, говорит, расстроенные,
безумные. Это — Федор?
Я ничего не ответил на этот вопрос (нельзя же было ответить: прежде всего в твоих
безумных подстрекательствах!), но, грешный
человек, подмигнул-таки глазком, как бы говоря: вот именно это самое и есть!
Мне, например, запомнилось, что Марья Тимофеевна, вся замирая от испуга, поднялась к нему навстречу и сложила, как бы умоляя его, пред собою руки; а вместе с тем вспоминается и восторг в ее взгляде, какой-то
безумный восторг, почти исказивший ее черты, — восторг, который трудно
людьми выносится.
— Чем более непереносимые по разуму человеческому горя посылает бог
людям, тем более он дает им силы выдерживать их. Ступай к сестре и ни на минуту не оставляй ее: в своей
безумной печали она, пожалуй, сделает что-нибудь с собой!
— Мне Егор Егорыч говорил, — а ты знаешь, как он любил прежде Ченцова, — что Валерьян — погибший
человек: он пьет очень… картежник
безумный, и что ужасней всего, — ты, как девушка, конечно, не понимаешь этого, — он очень непостоянен к женщинам: у него в деревне и везде целый сераль. [Сераль — дворец и входящий в него гарем в восточных странах.]
Вот краткая его история: не докончив нигде курса и рассорившись в Москве с родными, испугавшимися развратного его поведения, он прибыл в Петербург и, чтоб добыть денег, решился на один подлый донос, то есть решился продать кровь десяти
человек, для немедленного удовлетворения своей неутолимой жажды к самым грубым и развратным наслаждениям, до которых он, соблазненный Петербургом, его кондитерскими и Мещанскими, сделался падок до такой степени, что, будучи
человеком неглупым, рискнул на
безумное и бессмысленное дело.
Казалось бы,
безумные слова эти, оскорбляющие всё то, что
человек нашего времени считает святым, должны бы возмутить
людей, но ничего подобного не случается.
Не говоря о всех других противоречиях жизни и сознания, которые наполняют жизнь
человека нашего времени, достаточно одного этого последнего военного положения, в котором находится Европа, и его христианского исповедания для того, чтобы
человеку прийти в отчаяние, усомниться в разумности человеческой природы и прекратить жизнь в этом
безумном и зверском мире.
Так же жмутся и тянутся назад к своему
безумному строю жизни, своим фабрикам, судам, тюрьмам, казням, войнам
люди, которых зовет христианство на волю, на свободную, разумную жизнь будущего, наступающего века.
Ответ на этот вопрос тот, что допускают это не все
люди (одни — большая часть
людей — обманутые и подчиненные, и не могут не допускать чего бы то ни было), а допускают это
люди, занимающие только при такой организации выгодное положение в обществе; допускают потому, что для этих
людей риск пострадать оттого, что во главе правительства или войска станет
безумный или жестокий
человек, всегда меньше тех невыгод, которым они подвергнутся в случае уничтожения самой организации.
И вот для проповедания этого христианского учения и подтверждения его христианским примером, мы устраиваем среди этих
людей мучительные тюрьмы, гильотины, виселицы, казни, приготовления к убийству, на которые употребляем все свои силы, устраиваем для черного народа идолопоклоннические вероучения, долженствующие одурять их, устраиваем правительственную продажу одурманивающих ядов — вина, табаку, опиума; учреждаем даже проституцию; отдаем землю тем, кому она не нужна; устраиваем зрелища
безумной роскоши среди нищеты; уничтожаем всякую возможность всякого подобия христианского общественного мнения; старательно разрушаем устанавливающееся христианское общественное мнение и потом этих-то самых нами самими старательно развращенных
людей, запирая их, как диких зверей, в места, из которых они не могут выскочить и в которых они еще более звереют, или убивая их, — этих самых нами со всех сторон развращенных
людей приводим в доказательство того, что на
людей нельзя действовать иначе, как грубым насилием.
Противны были мне скопцы, а ныне думаю: только они, может, нашли верное средство против озлобления плотского, кое низводит
человека до
безумного пса.
Кожемякину было неловко и стыдно: в тяжёлую,
безумную минуту этот
человек один не оставил его, и Матвей Савельев сознавал, что поп заслуживает благодарности за добрую помощь. Но благодарности — не было, и не было доверия к попу; при нём всё становилось ещё более непонятным и шатким.
В самой последней степени унижения, среди самой грустной, подавляющей сердце действительности, в компаньонках у одной старой, беззубой и брюзгливейшей барыни в мире, виноватая во всем, упрекаемая за каждый кусок хлеба, за каждую тряпку изношенную, обиженная первым желающим, не защищенная никем, измученная горемычным житьем своим и, про себя, утопающая в неге самых
безумных и распаленных фантазий, — она вдруг получила известие о смерти одного своего дальнего родственника, у которого давно уже (о чем она, по легкомыслию своему, никогда не справлялась) перемерли все его близкие родные,
человека странного, жившего затворником, где-то за тридевять земель, в захолустье, одиноко, угрюмо, неслышно и занимавшегося черепословием и ростовщичеством.
Пепко принял беззаботный вид гуляющего
человека и шел, помахивая дешевенькой тросточкой, приобретенной в табачном магазине в минуту
безумной роскоши.
Шалимов (целуя ее руку, волнуясь). Мне кажется, что, когда я рядом с вами… я стою у преддверия неведомого, глубокого, как море, счастья… Что вы обладаете волшебной силой, которой могли бы насытить другого
человека, как магнит насыщает железо… И у меня рождается дерзкая,
безумная мысль… Мне кажется, что если бы вы… (Он прерывает свою речь, оглядывается. Варвара Михайловна следит за ним.)
Девушка клянется, что грек — лжет, а он убеждает
людей, что Джулии стыдно признать правду, что она боится тяжелой руки Карлоне; он одолел, а девушка стала как
безумная, и все пошли в город, связав ее, потому что она кидалась на
людей с камнем в руке.
И вот, в час веселья, разгула, гордых воспоминаний о битвах и победах, в шуме музыки и народных игр пред палаткой царя, где прыгали бесчисленные пестрые шуты, боролись силачи, изгибались канатные плясуны, заставляя думать, что в их телах нет костей, состязаясь в ловкости убивать, фехтовали воины и шло представление со слонами, которых окрасили в красный и зеленый цвета, сделав этим одних — ужасными и смешными — других, — в этот час радости
людей Тимура, пьяных от страха пред ним, от гордости славой его, от усталости побед, и вина, и кумыса, — в этот
безумный час, вдруг, сквозь шум, как молния сквозь тучу, до ушей победителя Баязета-султана [Баязет-султан — Боязид 1, по прозвищу Йылдырым — «Молния» (1347–1402).
Надо видеть черный зев, прорезанный нами, маленьких
людей, входящих в него утром, на восходе солнца, а солнце смотрит печально вслед уходящим в недра земли, — надо видеть машины, угрюмое лицо горы, слышать темный гул глубоко в ней и эхо взрывов, точно хохот
безумного.
У Евсея было своё объяснение события: страх толкнул
людей друг против друга, и тогда вооружённые и обезумевшие истребили безоружных и
безумных.
— Не буду, — сказал Маклаков, подумав. — Ну, вот что — прощай! Прими мой совет — я его даю, жалея тебя, — вылезай скорее из этой службы, — это не для тебя, ты сам понимаешь. Теперь можно уйти — видишь, какие дни теперь! Мёртвые воскресают,
люди верят друг другу, они могут простить в такие дни многое. Всё могут простить, я думаю. А главное, сторонись Сашки — это больной,
безумный, он уже раз заставил тебя брата выдать, — его надо бы убить, как паршивую собаку! Ну, прощай!
Людей и свет изведал он
И знал неверной жизни цену.
В сердцах друзей нашед измену,
В мечтах любви
безумный сон,
Наскуча жертвой быть привычной
Давно презренной суеты,
И неприязни двуязычной,
И простодушной клеветы,
Отступник света, друг природы,
Покинул он родной предел
И в край далекий полетел
С веселым призраком свободы.
— Согласен, княгиня! Я не понимаю только, чего смотрит ваше правительство?
Человек, который может заразить многих своим
безумным и вредным фанатизмом, который не скрывает даже своей ненависти к французам, может ли быть терпим в русской столице?
— Тише! Бога ради тише! Что вы? Я не слышал, что вы сказали… не хочу знать… не знаю… Боже мой! до чего мы дожили! какой разврат! Ну что после этого может быть священным для нашей
безумной молодежи? Но извините: мне надобно исполнить приказание генерала Дерикура. Милостивый государь! — продолжал жандарм, подойдя к Рославлеву, — на меня возложена весьма неприятная обязанность; но вы сами военный
человек и знаете, что долг службы… не угодно ли вам идти со мною?
Нет! надобно было слышать эти дикие вопли, этот отвратительный, охриплый вой
людей, умирающих от голода; надобно было видеть этот
безумный, неподвижный взор какого-нибудь старого солдата, который, сидя на груде умерших товарищей, воображал, что он в Париже, и разговаривал вслух с детьми своими.
Ошеломленный Персиков развернул газету и прижался к фонарному столбу. На второй странице в левом углу в смазанной рамке глянул на него лысый, с
безумными и незрячими глазами и с повисшею нижнею челюстью
человек, плод художественного творчества Альфреда Бронского. «В. И. Персиков, открывший загадочный красный луч», — гласила подпись под рисунком. Ниже, под заголовком «Мировая загадка», начиналась статья словами...
И дико было подумать, что в повешение
людей вносится так много обычной человеческой аккуратности, старания, деловитости, что самое
безумное на земле дело совершается с таким простым, разумным видом.
Все светлело в мозгу, и вдруг без всяких учебников, без советов, без помощи я сообразил — уверенность, что сообразил, была железной, — что сейчас мне придется в первый раз в жизни на угасающем
человеке делать ампутацию. И
человек этот умрет под ножом. Ах, под ножом умрет. Ведь у нее же нет крови! За десять верст вытекло все через раздробленные ноги, и неизвестно даже, чувствует ли она что-нибудь сейчас, слышит ли. Она молчит. Ах, почему она не умирает? Что скажет мне
безумный отец?